Публикуем так понравившийся нам отзыв Валентины Шпаковой на спектакль «Эшелон», премьерные показы которого прошли в апреле и мае этого года.
Монотонно качается вагон, а с ним и все семнадцать человек пассажиров, как будто успокаивают себя этим мерным покачиванием, убаюкивают от невыносимой тревоги за близких на фронте, страха за собственную жизнь, ужаса бомбёжек и бессилия что-то изменить. На сцене Школы №45 «Эшелон» в постановке Александра Маннина.
Вагон то едет, то стоит, а в нём женщины — старые и молодые, дети, младенцы, беременные, на перроне — солдаты, военнопленные, цыгане, голодные матери просят Христа ради. На сцене постоянно 15-20 человек.
Сознание сужается, дыхание замирает и тихо-тихо подрагивает, как огонек в буржуйке, на которой варят нехитрый обед. От переживания тесноты и скученности тело делается скованным, пассивным, личное пространство сокращается практически до нуля. Куда едет этот эшелон, везущий в тыл станки и женщин? У него нет пункта назначения. Каждая проживает ужас войны и неизвестности по-своему.
Бредит Катя, проводившая мужа на фронт. Поверить в разлуку невозможно. Она все время разговаривает с мужем, незримо продлевая довоенную жизнь, своё оборвавшееся счастье, совсем позабыв о сыне, который рядом. Вдохновляет из последних сил своих соседей старшая по вагону. Заливает горе спиртом красивая и сноровистая Лавра. Совестит слабеющих духом работящая Маша. Ворчит старая Саввишна, до последнего защищающая свою беременную дочь, без жалости к окружающим чужим.
Молодая одинокая Ива, привыкшая заботиться о себе, привязывается к раненому глухонемому, которого Лавра в шутку зовёт Герасимом. По иронии судьбы лечит эшелон старый врач Карлыч, этнический немец, без обид принимающий упрёки в своей национальной принадлежности.
С ненавистью ко всем немцам, с ножом в сапоге вынашивает свой план мести фрицам пятнадцатилетний Юрка, сбегающий в партизаны от матери на очередной станции. Рано или поздно каждая женщина делится своей судьбой, своей сокровенной болью. Чего скрывать уже перед лицом смерти и неизвестности в такой бытовой близости?
Обида Лены на весь белый свет за несбывшееся счастье и на мужа, за то, что оставил её с грудным младенцем, сильнее веры и надежды, а вскипающая злоба сильнее разума и чувства самосохранения. Но с верой и надеждой или без неё — все равны перед лицом смерти.
Несмотря на ужас войны, жизнь в этом вагоне идёт своим чередом — дружат, играют и учатся дети, девочка-подросток охвачена воспоминаниями о первой любви, происходят роды за белой простынёй и смерть в тамбуре между вагонами. А теперь давайте вспомним, что всё это играют школьники, подростки, юноши, студенты. Они и седовласые старухи, и роженицы, и пленные немцы, и пьяные матери, и обиженные дети, и ушедшие на фронт солдаты.
Сколько знают они о жизни? Наши дети, которые могут сыграть всю эту боль так, что застываешь, сидя в зрительном зале? Что знают они о войне, ненависти к врагу, горе, любви, единстве через поколения? Те, кто стоял вчера на сцене, похоже, уже очень многое. И я ловлю себя на мысли, что не могу смотреть на них с высоты своего жизненного опыта. И не хочу. Мы знаем что-то очень важное вместе. Благодаря Александру Маннину.
Горит и дымится вагон от разорвавшегося снаряда. Задник сцены темно-красный. И все мы — зрители в зале и актеры на сцене — стоим перед лицом этого пожарища. Стоят живые в нелепых телогрейках и вечно молодые солдатики в белом саване своих рубахах. Жизнь продолжается.
Медиапортал 