«Самое удивительное в мечтах — это то, что они сбываются»: впечатления зрителей от спектакля «Радуга зимой»

Уже целых два показа спектакля «Радуга Зимой» прошло на сцене 45-ой школы. Второй состоялся не так давно, 10 ноября. Зрители смогли вновь увидеть историю необычной девочки Кати, или, как она называла себя героиня, Анны-Марии.

В рамках первого показа Леша Резницкий подготовил статью, в которой актеры рассказали об особенностях процесса постановки, поделились своими мыслями о спектакле и своих ролях.

В этой же статье мы бы хотели представить другую сторону спектакля. Мы собрали рецензии, чтобы узнать, что думают самые важные для театра люди, зрители.

Лида Кононюк

Нельзя полностью понять суть пьесы, лишь прочитав ее, ведь она написана для игры на сцене. По-настоящему я поняла это после посещения спектакля «Радуга зимой», показ которого происходил в одном из отделений «Школы №45 им. Л.И.Мильграма». Первое, что цепляет, — это название спектакля. Насколько мне известно, зимой радуги быть не может, и это уже наталкивает на мысль, что некоторые действия будут фантастическими. Так и произошло. В спектакле, как было сказано в анонсе, была смесь реального мира с ирреальным.

Волшебный мир, а именно вставки песен и танцев, полностью захватил меня. Что отличает этот спектакль от тех, которые я посещала ранее? Танцы были совершенно разных жанров. Эта особенность создавала очень яркую и «радужную» атмосферу в течение всего просмотра спектакля. Больше всего мне запомнилась финальная песня и песня «Лошадь в ванной», а танец из момента, когда Володя развеяться Лидии Ивановне.

Было видно, что ребята играют события в другом времени (это были 60-ые годы). Понять это помогали не только предметы (например, проводной телефон, которого сейчас почти ни у кого не найдешь в квартире), но и реакции актеров на происходящее. Я несколько раз ходила на постановки Острова, но первые два раза я не могла разглядеть мимику персонажей и декорации, так как забывала очки. В этот же раз мне представилась возможность разглядеть каждую деталь, от чего я получила эстетическое удовольствие, так как каждая вещь находилась на своем нужном месте и несла какую-то роль в формировании понимания спектакля.

Я восхищаюсь игрой всех актеров, которые были на сцене. Во-первых, весь спектакль они провели в верхней одежде. Зрителям было жарковато просто сидеть и внимательно наблюдать за происходящими событиями, а герои представления прыгали, бегали, пели, танцевали, выкладывались на полную, при этом находясь в пальто и куртках. За это им отдельный респект. Во-вторых, их игра была просто восхитительна. Особенно мне запомнились три персонажа: Катя, главная героиня, которую играла Софья Морозевич; лошадь, роль которой исполняла Елизавета Мушегян; и Лидия Ивановна, в чей образ вжилась Мария Попова. Игру Лизы я вижу не в первый раз и могу смело сказать, что она восхищает раз за разом. Мне кажется, что ей под силу любой образ, она — украшение всякой постановки. Маша — моя одноклассница и очень близкий мне человек. Она впервые играла в спектакле, и я была поражена ее игрой. Она настолько хороша передала свой образ, что порой мне казалось на сцене не Маша, а настоящая Лидия Ивановна… Соня просто оставила глубокий след в сердце. Она настолько правильно, с моей точки зрения, выразила эмоции главной героини, что заставила меня саму испытывать такие же чувства, тоже переживать за судьбу Гены.

Показ получился невероятно теплым, мне особенно понравилось, что после зрителям предоставили возможность поговорить с актерами, поблагодарить за их великолепную игру аплодисментами или цветами.

Маруся Давыдова

Премьера спектакля «Радуга зимой» заставила меня на несколько часов сбежать от утомляющей школьной жизни и провести вечер пятницы в родном актовом зале. Спектакль начали ставить еще весной прошлого учебного года, поэтому ребята смогли очень точно понять характеры своих героев, вжиться в роль, почувствовать друг друга на сцене. Все лето ребята не репетировали, но я помню, как в лагере, на театральной дискотеке, звучала песня про собак из непоказанного спектакля, и ребята, принимающие участие в спектакле, уже знали танец и песню наизусть. Однако, после спектакля я услышала от актеров о том, что один из танцев был поставлен и выучен за неделю. Несмотря на разную длительность подготовки разных сцен, спектакль смотрелся очень цельно и гармонично. Маленькая девочка-фантазерка, выдумавшая себе имя Анна-Мария, в исполнении Сони Морозевич сразу завоевала симпатию зрителей, как и мальчик Гена в исполнении Кости Вартанова. В спектакле также принимали участие островитяне, для которых это был первый опыт игры в большом спектакле. Я была приятно удивлена, когда увидела на сцене пятиклассников, для которых спектакль «Радуга зимой» стал отличным шансом не только поучаствовать в большом спектакле, но и заявить себя в качестве актеров.

Постановка вызвала у меня массу положительных эмоций, я искренне смеялась над шутками и комичной игрой актеров. Было приятно увидеть знакомые лица и познакомиться с новыми актерами. Между постановками Лены Лебедевой и Саши Маннина заметны отличия, старшие ребята, принимавшие участие в постановке «Весна, лето, осень, зима… и снова весна!» в новом спектакле проявили себя с совершенно другой стороны.

Я очень рада, что смогла побывать на спектакле «Радуга зимой», понаблюдать за прогрессом младших актеров и совершенствованием старших.

Ева Геворкян 

Ева играла в спектакле Тетю Любу

Этот спектакль очень масштабный, в нём актёры разных возрастов, в нём очень активные действия и достаточно разнообразных сюжет. Это не мешает нашей труппе работать дружно и слажено. Мы помогаем, поддерживаем друг друга, учимся на своих ошибках и стараемся их не повторять!

Сама идея спектакля, основанная на фантазиях простой девочки, мне очень нравится. На сцене это выглядит очень красочно, даже непонятно сначала фантазия это или реальность, так красиво наблюдать за людьми, которые играют с удовольствием и делают это для себя.

Костюмы и декорации мне очень нравятся! Особенно декорации, они так атмосферно создают обстановку, даже играть становится легче. Костюмы тоже туда идеально вписываются, они прекрасно дополняют характер персонажа.

Песни — отдельная тема. Некоторые мы уже напеваем годами, другие появились за неделю до показа. И все они отлично вписываются в происходящее на сцене. Больше всего я люблю «Лето», которая как раз появилась недавно, и при этом стала самой атмосферной. «Лошадь» с веерами выглядит так грациозно! За это спасибо огромное всем писателям и хореографам этих песен.

Родион Боголюбов

Новый спектакль Елены Лебедевой поистине вдохновляет и греет душу в постепенно уходящем году. В постановке присутствует все, за что юный и взрослый зритель любит спектакли 45-ой школы и Елены Лебедевой: танцы, песни, смех, теплота героев и красивая лирическая история.

«Радуга зимой» была традиционно наполнена множеством песен Александры Тимашковой, Александра Маннина и автора пьесы Михаила Рощина. Исполняемые ребятами в живую музыкальные композиции создавали атмосферу и погружали зрителя в уютную зимнюю сказку.

В спектакле присутствовало много актеров-массовки, у каждого из которых была небольшая роль, которая дополняла основную историю. Хочется сказать, что несмотря на небольшое количество текста у ребят, они справились со своей задачей и действие выглядело целостно и органично. Иногда всего несколько строчек текста и одна сцена с эпизодическим героем может запомниться зрителю больше всего. В данной сиутации такой актрисой является Лиза Мушегян, чья эпизодическая роль волшебной дамы-лошади в ванне затмила всех. Это было смешно и талантливо.

Софья Морозевич с каждым спектаклем прогрессирует в своем актерском мастерстве. В данной постановке ей выпала вновь центральная роль девочки, который необходимо до самого конца было держать на себе внимание зрителя, ведь именно от ее персонажа, в большинстве своем, происходила магия кульминации истории. Она с этой задачей успешно справилась, снова покорив своей игрой сердца множества зрителей, включая мое.

Отдельно хочется отметить любовную линию. Играть романтику на сцене по-настоящему не просто, особенно в таком молодом возрасте, в котором прибывают юные актеры. Однако отмечу, что это удалось Сергею Медведеву и Марии Поповой. Наблюдать за их историей было очень интересно.

Главный посыл спектакля — фантазия. Именно фантазии не хватает взрослым, чтобы делать обыденный мир красочнее вокруг себя. Спектакль «Радуга зимой» предоставляет каждому зрителю в преддверии наступающей зимы шанс забыть все невзгоды и, погрузившись в магию сцены, вспомнить, что фантазия есть в каждом из нас, а с ней можно перевернуть горы, решить все проблемы и сделать мир чуточку лучше.

Если вы были на первом показе спектакля, вы могли заметить, что спектакль посетили в том числе необычные для нас зрители. Участники вокально-театральная студия «ИЗУМРУДНЫЙ ГОРОД» приехали прямо из Вологды. Мы решили узнать, что же это за студия и как ребята узнали о нашем спектакле. Обо всем, что нас интересует, мы спросили у Елены Казьминой, одной из руководителей студии.

Вот что рассказала Елена

Студия ведет отсчет с 2002 года. Мы занимаемся в Городском Дворце культуры. У нас два руководителя — я за режиссера, веду ансамблевое пение. Мой коллега — хореограф. За сценарии и постановку отвечаю я, и, поскольку у меня музыковедческое образование, спектакли мы ставим музыкальные.

Занимаемся с  ребятами — школьниками и дошкольниками. Есть группы разного уровня подготовки — кто-то занимается скажем так «для себя» два раза в неделю по часу-полтора — выучили тексты, песни, развели по сценам, разучили танцы, нарядились в костюмы  и показали инсценировку для родителей и друзей раз в полгода, как правило это дошкольники и школьники класса до 5-7. А есть ребята основного состава. Эти занимаются скажем так «для студии» — (мы их отбираем с садичного возраста и стараемся держать до выпускного класса, но, как говорится «не каждая птица долетит….») —  у них два раза в неделю по 2,5 часа тренажи: хореография,  актерское мастерство, ансамблевое пение и 1-2 раза в неделю постановка 3-5 часа. Эти ребята ставят спектакли посложнее, с ними стараемся разбирать чтецкий материал, который индивидуально для них подбираем, они участвуют в концертных программах ДК и ездят на конкурсы, (соответственно регулярно сбегают из школы и несут за это ответственность). С ними выезжаем на экскурсии, отдых, пикники, в общем с ними живем. Пока не получается регулярно выезжать в летний лагерь — мечтаем делать это в системе. Все поездки  — это инициатива нас — руководителей. Ездим на конкурсы 1-2 раза в год, но в пандемию насиделись и за год махнули четыре раза. Если это конкурс, то поездку полностью (за исключением проезда до места и обратно)  устраивают организаторы —проживание, питание, выступления. А если едем на экскурсию, то все продумываем сами. Вся финансовая часть ложится на плечи родителей, никакого финансирования у нас нет, спонсоров и меценатов в друзьях не имеем, на работе берем дни в счет отпуска, или отгулы, у ребят в школе — прогулы, но в поездки берем уроки, и в поезде старшие помогают младшим.

Студия вокально-театральная, но время от времени всё-равно есть крен в какую-либо сторону. Десять лет назад был исключительно поющий состав, и мы с ними много пели и пели многоголосно, ездили на конкурсы больше вокальные,  соответственно, не успевали подтягивать драматическую часть, на полноценные спектакли не хватало ни времени ни сил, работали больше на номера и такие были спектакли-концерты. А сейчас состав, к сожалению, отчаянно «глухой», выезжаем только на хореографии и сценографии, зато им интересно играть. А вот мелкие растут вроде поющими. К слову об «инструментальной» — вы, как в воду глядите — мечтаю поставить спектакль с живыми инструментами самыми простыми — стучально-трещально-гудельными, но пока ничего в голове не зародилось.

Музыку и тексты для песен ребята пишут не сами. И вообще почти совсем не участвуют в постановке спектакля. Страшно завидую вашему руководителю. Как она ребят сумела привлечь, приучить к этому? Восхищаюсь!

Об вашей студии я узнала давно — (даже не помню, на каком сайте или канале) случайно наткнулась на тексты песен вашего «Оврага и «песня про собачьи мечты» просто поразила меня в самое сердце, хотя пьеса мне эта не нравится совсем. Потом стала читать тексты других песен из спектаклей, и мне сразу захотелось все это петь, ставить, играть, показывать, пропагандировать и т.д. Когда я узнала, что все это пишут дети…. в общем, это фантастика. Но смотреть спектакли в записи — для меня это пытка, поэтому смотрю крайне редко, и сознаюсь, до конца еще реже. 

Что касается «Радуги зимой», я очень хочу узнать секрет — как в такой короткий срок, всего за два месяца смастерить такой шедевр?! Какие волшебные слова и приемы знает ваш режиссер? Как могут ребята всё так понять про отношения, про чувства, про переживания? Скажу честно, почти перестала ходить в профессиональные театры — ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не понимаю, а здесь дети играют — глаз оторвать нельзя! Браво! Выпадали только музыкальные номера. Но тексты песен у вас — это спектакль в спектакле!

Попали на ваш спектакль совершенно случайно. Звезды сошлись! И никак иначе! В Москве мы были на еще одном спектакле. Театр Терезы Дуровой «Спящая красавица» — тоже восторг!

Саша Маннин

[Прим. ред: Друзья, я бы хотела воспользоваться небольшим преимуществом главного редактора и попросить вас уделить время и даже особое внимание Сашиной рецензии, которая, с моей точки зрения, представляет ценность для нашего островского сообщества. Это обращение и к тем, кто в Острове давно, и к молодым ребятам, чье знакомство с Островом только начинается, да и вообще ко всем. Поверьте, вы не пожалеете.]

«Все это здесь, со мной» — размышления о масштабе, музыкальности, ностальгичности и событийности «Радуги Зимой» Елены Лебедевой (2023 год)

У меня есть небольшая мечта относительно нашего «островного» театра — я отчаянно скучаю (а, возможно, это «скучание» скорее фантомное и больше похоже на «фантазию», что хорошо соотносится с одной из ключевых тем спектакля) по возможности посмотреть спектакль из зала, так, как его должен увидеть зритель. Если честно, уже и не могу вспомнить, какой последний большой островской спектакль я смог посмотреть так, как и задуман способ встречи с ним изначально — сидя на одном из рядов и ощущая, что от тебя ничего не зависит, в состоянии, когда ты буквально отчужден от самого действа и можешь взглянуть на него со стороны, понять, позволяет ли происходящее на сцене погрузиться внутрь, не заскучать и вступить в диалог с автором, режиссером, актерами. А ведь это, честно говоря, очень важно — периодически ловлю себя на мысли, что я не знаю, что чувствует зритель наших спектаклей, как он все это видит, в каком состоянии он пребывает — без этого крайне сложно понять, куда нужно двигаться самому в постановках, чего может не хватать, каков он — подлинный и настоящий «проживаемый опыт».

Не удалось дистанцироваться и в этот раз — оба показа «Радуги зимой» я по обыкновению провел рядом с Леной в рубке, находясь как бы «внутри», выстраивая звук и включая микрофоны (как в старые добрые времена периода «Безымянной звезды», «Собак» или «Тимура и его команды», где традиционное живое пение исполнителей нуждалось в постоянном сведении и контроле со стороны рубки — эх, ностальгия!). И все-таки, есть небольшая разница. Во-первых, все те долгие месяцы, что работа над спектаклем начиналась, прерывалась и вновь начиналась в новом составе (хотя сам итоговый этап работы над финальной версией, по обыкновению, занял рекордно небольшое время — не больше полутора месяцев), я практически не соприкасался с самим процессом постановки, впервые увидя «Радугу» только на прогоне, не имея общего представления об атмосфере и, если угодно, «вайбе» спектакля, сценографии и всех других важных особенностях. Не был я особо в курсе даже тогда, когда в последний момент за пару недель до постановки Лена попросила написать песню для спектакля («Лето»), подробно обрисовав сам момент, в который эта песня прозвучит, но, все же, достаточно призрачно представив общую фабулу и, главное, режиссерское видение итоговой постановки (а что мы всем этим хотим сказать, на что все это будет похоже, как будем искать ключи к зрителю).

Я уже работал с текстом Рощина ранее — правда, это скорее оказалось своеобразной «ловушкой», поскольку между нашей предыдущей постановкой его пьесы («Эшелоном» (2019 год)) и нынешней — жанровая, и, даже, кажется, онтологическая пропасть. Сложно представить, что у обоих произведений один и тот же автор, что они были «замыслены» и рождены в голове одного и того же драматурга… И все-таки есть в текстах Рощина что-то «наше», «островское» — он хорошо подходит под дух и «ауру» нашего театра, а потому, увидев итоговую версию «Радуги», я был ни капельки не удивлен, что Лена для нового большого музыкального спектакля выбрала именно его пьесу. Есть в ней что-то… Что — постараюсь сейчас понять.

Спектакль «Эшелон»

Опыт от просмотра «Радуги» навевает в памяти сразу несколько «островских» спектаклей прошлых лет. Есть в нем что-то от «Двери в чужую жизнь» (фокус на межличностных конфликтах и непонятый, откровенный и искренний герой в центре повествования, которому, видя его вывернутую наружу душу, бесконечно внутренне сочувствуешь в обоих случаях — и Тема Горбачев в 2018-ом, и Соня Морозевич в 2023 абсолютно органичны в этом амплуа, притягивают к себе все внимание, не давая возможности мыслить рационально, а, скорее, заставляют впитывать каждый импульс на чувственном уровне, покоряют сердце и надолго в нем остаются (Соня, браво!)), что-то от уже упомянутого «Тимура и его команды» 2014 года (скорее всего, идеализированная советская повседневность, в которую трудно поверить до конца, поскольку уж больно ностальгически и мифологически целостной и яркой она выглядит), что-то от «Про мою маму и про меня» 2015 года (кроме очередного обращения к советскому знаковому универсуму больше, скорее, композиционные решения и тот же самый фокус на межличностных отношениях, поскольку «советскость» в «Маме» скорее деконструируируется и служит основанием для демонстрации «объемности» этих самых межличностных отношений взрослых, нежели для мифологизации повседневности, как в «Тимуре» и частично в «Радуге», но об этом позже), но больше всего я в личном опыте нашел параллелей со своим первым большим островским спектаклем, в котором довелось принять участие — с «Крестиками-ноликами» 2006 года (тут просто «в скобках» не напишешь, это достойно отдельного обоснования несколькими абзацами ниже). А еще, мне кажется, что через призму этой новой музыкальной постановки можно в целом многое сказать о нашем театре — какой путь он прошел, где он сейчас находится, что изменилось, а что — осталось «вечным». И что ждет его впереди (как знать, попробуем пофантазировать).

Спектакль «Дверь в чужую жизнь»

С момента показа последнего большого островского музыкального спектакля, форма которого знакома любому выпускнику Сорок Пятой нулевых и ранних десятых прошло, кстати, два года — «Двенадцать дней жизни» (2021) так же рождались в трудностях и муках производственных сложностей, пытаясь преодолеть карантинные ограничения (помните, был такой Ковид?). Выпущенные после «Вишневый сад», «Медея», «Петр, внук Петра» и «Весна, лето, осень, зима и… снова весна!» для меня все-таки сильно отличаются от привычного нам и свойственного «Острову» музыкального стиля организации повествования, поскольку в них драматическая составляющая превалирует и выходит на первый план (однако и здесь меня может подводить обман моего восприятия — из зала я эти спектакли не видел), «Только Моцарт», хотя и ближе всего к понятию «островского музыкального спектакля» (и даже, я бы сказал, полностью ему соответствует), сделан с условными «старшими» без привлечения 5-7 классов, а другой похожий по форме спектакль «С другой стороны» (2022 год) изначально готовился как постановка на Театральный фестиваль с гомогенным актерским составом (все — ученики одного класса), что для наших «больших» музыкальных спектаклей (как мы привыкли их идентифицировать) скорее не свойственно. В общем, для меня «Радуга зимой» — первое за долгое время путешествие в «привычные старые-добрые островские времена», где на одной сцене — ребята из очень разных классов (и даже школ), от самых маленьких обаятельных пятиклассников, исполняющих зверушек в флисовых комбинезонах за решеткой (кажется, некоторые из них еще даже не перешли в среднюю школу, или я заблуждаюсь и окончательно потерялся в поколениях?), до без пяти минут выпускников-старшиклассников — наших друзей из отделения Шверника, 10, которые органично влились в театральную культуру Острова. Задумайтесь — между этими самыми «милыми флисовыми зверятами» и Лешей Резницким, который играет в одной сцене с ними какаду — почти все годы средней школы, разнообразный опыт и подчас диаметральные жизненные траектории, а всех их органично объединяет Ленин театр.

Как это ей удается? Как Лена собирает на одной сцене таких разных детей, но все же не превращает постановку в мозаичный капустник и набор вокально-танцевальных номеров, как удается их состроить? Лена всегда отшучивается и не рассуждает об этом серьезно — кажется, что-то скрывает… Но вот такие черты постановки и делают ее «ностальгически островской», какой для меня представляются любимые мною «Крестики-Нолики» — в ней есть все те узнаваемые тропы и особенности, которые мы имеем в виду, называя спектакль «Островским»: масштаб, музыкальность, ностальгичность, событийность. Обо всем по порядку.

Масштаб. Во вспоминаемых мною «Крестиках-Ноликах», кажется, было рекордное количество человек на одной сцене. Настолько, что существовала отдельная вокальная группа из восьми человек (что довольно привычно и для наших нынешних времен, достаточно вспомнить недавний «Вишневый сад» (2021 год)), а также отдельная ТАНЦЕВАЛЬНАЯ ГРУППА (около 15 (!) Человек, функционал которых в спектакле сводился исключительно к участию в хореографической части музыкальных номеров (кстати, именно так на нашу сцену начинал путь всем сегодня известный инструктор Илья Слесарев — вот уж, что действительно — «кузница кадров»!). В «Радуге» масштаб ощущается не меньший, но вот подход к интеграции персонажей в драматическое действие реализован аккуратнее. Все, кто есть на сцене, в той или иной мере (как в одиночку, так и группой) двигают сюжет, либо «живут» в постановке за пределами песен — сцена в зоомагазине и на квартире у Ирмы тому подтверждение. Такое удачное, на мой взгляд, решение, позволяет органичнее склеивать песни и драматическое действие, внося вклад в разрешение извечной проблемы больших островских музыкальных спектаклей — как сделать так, чтобы песни не были «вещью в себе», а смотрелись частью целого, не прерывали действие, а развивали его, дополняя динамикой. Забегая вперед, замечу, что до конца разрешить это вековое противоречие в «Радуге» не получается, и, на мой взгляд, виной тому, как всегда — несколько избыточное количество песен. Когда мелодичное «Девочка, ты куда идешь» повторяется Лизой Мушегян и Егором Шибановым в очередной раз в неизменном виде, вспоминаешь, что ты в постановке, что ничего нового тебе эта сцена на второй раз уже не говорит, хотя могла бы. Обе сцены сделаны скорее технически (надо склеить несколько переходов с постоянной динамичной сменой декораций — отдельный серьезный вызов, с которым участники постановки хорошо справляются (а на втором показе — вообще почти идеально). Сам по себе повтор — это не плохой по умолчанию троп, поскольку в различных контекстах по прошествии времени и ряда событий реконтекстуализация песни может неплохо прокомментировать действие. В устойчивом повторении мы можем найти новые смыслы, сменив ситуацию, настроение или что-то еще — от замены одной из переменных может быть существенно перестроено все уравнение и итоговые выводы (так, например, работает «Не обещай» в «Дворе как уходящая натура» (2019 год), где она то задает эмоциональный подъем, то звучит лирично в зависимости от ситуации, но устойчивым «базисом» всегда остается — «Это совсем непросто — вечно любить», что применимо ко всем любовным историям, разворачивающимся в постановке). Либо же, как в «Романтиках» (2010 год) одна и та же песня может быть исполнена в разных частях разными персонажами (Сильветта и Персине), что показывает, наоборот, схожесть их представлений мира, близость между установками персонажей. В «Радуге» же обе части «Девочки» идентичны как по форме, так и по содержанию и контексту — ситуация идентична, композиция идентична, от чего ты как зритель переносишь свое внимание на вопрос «Почему это так сделано», нежели «Что это нам говорит» — русские формалисты окрестили бы это «сценическим приемом», и он действительно может быть оправдан, но для меня несколько тормозит общую динамику вовлечения в сюжет, заставляя фокусироваться скорее на форме, нежели на развитии отношений. То же чувство — от «Детского человека» Сережи Медведева или «Песни Полкана» Леры Игнатовой — обе эти композиции смотрятся скорее как встроенные вокальные номера, не вносящие ничего нового в разливающийся нарратив, а, значит, заставляющие тебя вспомнить, что это — песни, а ты — на спектакле, снова обнажая тем самым художественный прием (Володя буквально говорит — «Кстати (почему кстати?) я тебе песню написал, послушаешь?).

И все же, несмотря на это, важное достоинство «Радуги», роднящее ее со всеми «классическими» постановками Лены Лебедевой прошлых декад — это ее музыкальность. И здесь чрезвычайно удачным представляется унификация музыкального рисунка через передачу авторства большинства песен Александре Тимашковой, нашей выпускнице и композитору со сложившимся лицом, стилем и вкусом в музыке. И хотя нам с Сашей, очевидно, может нравиться разная музыка и не все ее стилистические особенности становятся мне лично очень понятны, признаюсь, что в совокупности все ее песни в этом спектакле звучат просто замечательно. Некоторые «делает» само исполнение (харизма Лизы Мушегян и танцевальные движения мальчиков-жокеев в песне Лошади невероятно органичны развивают саму текстовую и музыкальную основу), некоторые — блестящая форма сама по себе (открывающая музыкальная тема спектакля «Радуга зимой» — настоящий хит и моя самая любимая песня в спектакле, выверенная до мелочей, и на уровне самой структуры и гармонии выполненная чрезвычайно профессионально). А еще, мне кажется, Саша Тимашкова и «Радуга зимой» нашли друг друга — нестандартность и неординарность и автора музыки и текстов, и самого драматургического материала удивительно сочетаются как в хорошем позднесоветском детском кино. Музыка, в отличие от классических «островских» музыкальных постановок, вплетается тут в общий нарратив не только через отдельные номера или через фоновое звучание — Егор Шибанов и Сережа Медведев классно «оживляют» ее с самого начала на музыкальных инструментах, из-за чего все начало обманывает ожидание. Там, где ждешь первую «открывающую» песню, вместо этого — целая драматическая сцена (да еще какая « на мой взгляд, лучшая в спектакле), где композиционные приемы комментируют и сам нарратив, и будущее развитие персонажей (живые деревья, интертекстуальный привет «Вишневому саду», ха-ха). И сам факт того, что в спектакле есть такой музыкально-драматический «пролог», качественно сказывается на вовлечении зрителя в постановку — здесь все при деле, все на месте, а музыка получает «живое звучание», из-за чего воспринимать ее иначе, чем органичную часть самой истории, уже не получается (не случайно именно эту песню ребята напевают друг с другом чаще всего за пределами показа — так плотно увязана песня и самим спектаклем, и с его драматической основой, как на уровне названия (и там, и там — «Радуга зимой»), так и на уровне общего музыкального кода), а сама песня звучит как-то «вневременно» — в ней и чувствуется, и нет советского музыкального флера, она как бы и «современно» сделала, и «вневременно» (за что отдельное спасибо «вневременному» Сергею Николаевичу Щербакову).

К слову о «вневременности» «Радуги» — ее теплая и во многом именно «ностальгическая» атмосфера, безусловно, делают свое дело. После показа выходишь из зала с улыбкой, отправляешься в путешествие по своим воспоминаниям, и описанные ранее сравнения с предыдущими «классическими» Островскими постановками лишь подтверждают это. В чем секрет? Конечно, львиная доля этого эффекта достигается за счет непосредственности самих актеров — юность, жизнелюбие и честность, помноженные на азарт и вовлеченность, встречаются полным расположением со стороны зала; одни готовы отдавать и вкладывать энергию, а другие очень доброжелательно к ней расположены (поскольку большинство небезразлично и неравнодушно Островской культуре и театру, а также лично знакомы с актерами или вообще являются их родственниками). Однако, если дистанцироваться от социального и временного контекста и обратиться к самому тексту постановки, попробовав его внимательно прочитать, можно увидеть, что и на уровне самого режиссерского и сценографического решения эта ностальгичность и теплота заложены между «воображаемых строк», что дает поводы для рефлексии.

И здесь я наблюдаю важный, на мой взгляд, парадокс, на котором остановлюсь чуть подробнее. Фокус самой истории направлен на драму ребенка, до которого окружающему миру буквально нет дела. Каждый из персонажей живет своей собственной, обремененной бытовыми заботами, жизнью — всех ждут свои «простые радости Земли» в виде рисунков продуктов, ремонта, закрытой бутылки с молоком, дискотеки со сверстниками, достижения любовного интереса и вездесущей работы, работы, работы… В этом калейдоскопе мирского и «личного» и кроется подлинная трагедия Анны-Марии — ей не с кем разделить всю ту бурю внутренних переживаний и свое видение мира, свои чувства и свои мысли. Наиболее близкий к ней романтик Володя (Сережа Медведев), «непристроенный», притягательный и свободный в своем образе жизни, которому пожилой сосед предъявляет за отсутсвие детей в его возрасте и беспечность отношения к жизни, — даже он больше озабочен решением «проблемы любви» с измученной бытовыми заботами на работе и навалившимися трудностями Лидией Ивановной (не случайно по имя-отчеству, в отличие от «вечного ребенка» Володи, который искренне не понимает, почему Лида хочет вечером выпить чаю, а не его распрекрасное сладкое итальянское вино) больше, нежели внутренним миром девочки, заигрывая с ней и даря ей свое «волшебство», но никогда не выходя на подлинный диалог (разве что, опять же, в ее воображении ближе к концу пьесы), что подчас выражает даже открыто («Дети, дети, куда ж вас дети»).

Все это диктует для Кати единственное возможное направление движения —бегство в свой воображаемый яркий мир, где можно дарить живым деревьям тепло, где фантасмагоричная лошадь готова часами рассказывать о королевской конюшне, а папа и мама (да, прямо как в «Пэппи Длинный Чулок») героически «вышли за хлебом» где-то у берегов Австралии (хотя где они на самом деле, сама история так и не дает ответ — реальность, как всегда, наверняка предсказуемо тривиальнее самых героических фантазий). Именно поэтому в центральной кульминационной сцене девочка остается наедине со своим воображаемым миром в ночном центральном зимнем парке «уездного советского города N», потихонечку замерзая на скамейке и вопрошая у своих прекрасных и милых визави из фантазий — «Это же мне все снится, да?» (мысленно возникают параллели из «Лета» Серебренникова, где рефреном один из вневременных героев произносит после каждой песни — «Но, к сожалению, этого никогда не было, хотя хотелось бы»).

Непроизвольно напрашивается противопоставление двух миров — удивительного «воображаемого» Анны-Марии, в котором харизматичные лошади танцуют ламбаду с полюбившимся Костей, и «реального» Кати, которому до нее нет никакого дела, как безликим дворникам, бессмысленно метущим ночную улицу; «реальным», в котором все выбирают «свое мелкое и бытовое» вместо «волшебного общего» с ней («разве не прекрасно разделить целый мир со всеми его лошадями, говорящими какаду, поющими собаками и танцующей живностью из зоомагазина?» — вопрос риторический) — Тетя Люба в исполнении Евы Геворкян отпускает Катю в ночь, продолжая как ни в чем не бывало без задней мысли клеить обои, а Ирма (Лиза Ряховская) предпочитает общество ровесников-«буратин» и тусовку, в которой она «царствует», но, как и положено такому персонажу, ни с кем по-настоящему не сближаясь. Всех, конечно, можно оправдать — ведь они как бы и видят, что девочка «никак не уймется», но сбрасывают это на «возрастное» и обостренную фантазию, по нашей старой-доброй традиции силясь реализовать возможность «перевоспитания» через выговаривание ей за ее поведение (как поступает каноничная тетя Кланя в исполнении Нины Климовой, отчитывающая Катю за принесенные в ванную камни для того, чтобы тем «не было холодно» — как говорится, «с кем в семье такого не бывало?») или контроль (как стремится сделать Яшка (Вова Бирюков), думая, что если избить друга Кати Гену, она мгновенно бросит свои камни и деревья и станет таким же образцовым физкультурником, как и он).

Художественное противопоставление этих двух миров могло бы стать хорошим вневременным комментарием и к реальности советской повседневности, знаки которой присваивает себе постановка (тут и «лыжи у печки стоят», и «пионеры — дети рабочих» на самокатах по коммуналке разъезжают — все бурлит, все живет, «все течет», все настоящее и деятельное), и шире — к миру взрослых, который слишком сфокусирован на себе и забывает про «самое важное». В качестве параллелей кроме уже упомянутой Пэппи напрашивается и «Мэри Поппинс» (даже ее последняя неважная Диснеевская экранизация, где мир детей, разделенный с Мэри, и мир взрослых с их банками, счетами и прочей мишурой наглядно контрастируют), и недавний «Кролик Джоджо» Тайки Вайтити, где есть и свой непосредственный Володя в исполнении дэкадансного Сэма Роккуэла. В последнем мы буквально видим реальность как «внешним», честным и ироничным зрительским взглядом — всю безысходность и убогость жизни в «немецком городе N» накануне конца Второй Мировой, так и «персонифицированным, личным» взглядом через призму главного героя фильма (Мальчика Йоханнеса), оставаясь с его фантазиями один на один и там радостно обнаруживая, насколько ребенку это все «до фонаря» и насколько он видит мир по другому. А важны для него принципиально иные вещи (неслучайно, Йоханнес Бетслер заводит себе именно такого воображаемого друга, жизнь с которым — почти как с Карлсоном Астрид Линдгрен, если такая параллель уместна). Но если в «Кролике Джоджо» есть возможность визуально противопоставить эти два мира (один — серый, а другой — яркий, преимущественно красный), то в нашем актовом зале на Гримау, 8 мы испытываем с этим серьезные трудности — как не изгаляйся со световым решением, как не выбирай композиционные решения, в итоге эти «два мира» сливаются в один, общий сценический, и повседневность приобретает забранные от «прекрасного детского воображаемого мира» все самые теплые и светлые черты.

Хронотоп «Радуги» очень похож на координаты реальности классических советских фильмов, посвященных детским сообществам и их мирам, вроде «Каникул Петрова и Васечкина» или «Республики Шкид», однако в последних реальность мира «детей» и мира «взрослых» художественно разделена (там, где у одних рыцари, у других — тривиальная советская повседневность). Здесь же воображаемая советская действительность шестидесятых предстает как будто выполненной в стиле фильмов Уэса Андерсона (например, «Королевство полной луны») на наш, панельно-конструктивистский пионерски-комсомольский лад — наиболее ярко эта сказочность бросается в глаза в песне «Коммунальная квартира», где без всякой иронии (а, может, я просто не уловил — и тогда все встает на свои места) все радуются обитанию в небольшом и разделенном пространстве. Я, хотя в условной коммуналке в детстве и успел пожить, помню этот опыт плохо, но вот представить, что такое количество людей счастливо по утрам делить один санузел и слышать каждый чих соседей за стенкой, не могу даже в сказке. В общем, идиллия в духе «Волги-Волги» — «В небе еще солнце не взошло, а у нас тут — шум и гам… [ ] Здесь укроют, и помогут — здесь уймут твою тревогу, пожурят и поругают (!), и накормят, по погладят (!!!) — вот и вся моя семья, квартира коммунальная!». Невольно задаешься вопросом — эта «прекрасная коммуналка прошлого», она из мира глазами Анны-Марии или из повседневности Кати? Так однозначно и не скажешь… Но во второе поверить как-то совсем не получается.

А что получается? Получается, что красота воображаемого Анной-Марией мира присваивается миром Кати, из-за чего тот мифологизирует сам себя, достраивая вторичное означаемое и превращаясь в сказочный «парк советского периода» — здесь и красивый рисованный задник, словно написанный воображением самой девочки, и, куда не глянь — мир хороших и добрых людей, но не «воображаемых волшебников» и «лошадей» мира Анны-Марии, а людей реальных из мира Кати, которым до ее внутренних переживаний, в сущности, дела нет («Дети, дети…» — но это я уже приводил в пример, поэтому лучше обратимся к резонеру Гене — «Дети — значит не люди?»).  При дальнейшем размышлении это актуализирует диссонанс —раз все вокруг хорошие, милые и добрые (даже директор школы, который на самом деле не против скрипки, просто «математикой тоже надо заниматься», и откровенно карикатурная по задумке хозяйка зоомагазина, к которой в исполнении Лизы Кустодовой иронически относиться все равно не получается — слишком уж она оказывается мила), как же тогда в этом удивительно дружелюбном мире никому нет дела до девочки, и она вынуждена в одиночестве обнимать деревья в парке зимой?

Я поймал эту мысль во время, когда все родственники Кати отправляются искать ее по залу, и, слушая их слова, пытался понять, почему они вдруг решили ее искать? Как объединились, почему вдруг вышли из «своих бытовых забот», отложили рисунки тортиков и недоклеенные обои… Загадочно и интересно воображать, как же они пришли именно к такому «коллективному» решению проблемы, будучи настолько индивидуализированными и сфокусированными на своих собственных делах — чудеса «советской коллективной организации», не иначе (шучу, конечно). Похожими проблемами грешил, как мне видится, и наш «Тимур и его команда» (2014 год), в котором все тоже очень хорошие и добрые (даже хулиганы из банды Квакина), только почему-то есть и фронт, с которого три месяца не может вернуться полковник Александров, а семьям «бойцов Красной Армии» почему-то требуется помощь тайных тимуровцев, которые не могут действовать в открытую. Кажется, что порой в истории «Радуги» отчаянно не хватает «голоса взрослых» — и хотя во втором показе с появлением Софьи Шпаковой эта «объемность» истории становится четче, проблема «естественности» в несвойственном себе образе — это важная для нашего театра задача, которую, как мне кажется, нам всем нужно пробовать стараться решать, пытаясь взглянуть на мир глазами «Другого», понять его правду, проникнуть в его «нутро» и прожить его по-настоящему (однако, тем и хорош детский театр — перспектива впереди безгранична, дух захватывает от того, что ждет этих актеров в будущем и насколько большой у каждого из них потенциал).

Несмотря на эти небольшие знаковые мифологические уловки с миром, в котором существуют герои, в нем есть кое-что и по-настоящему «настоящее» — это встреча Кати с Другим (Геной в исполнении Кости Вартанова), через общение с которым, как с зеркалом, Катя больше понимает о себе, что сближает две ее идентичности — собственно, Катю из мира «реального» и Анну-Марию из мира «воображаемого». Все это стоит, прежде всего, Генке, большого труда — он мерзнет по полчаса на улице, ожидая девочку от ее подруги Ирмы, где та хорошо проводит время (отличная, целостная и врывающаяся в динамике сцена, где всем хорошо «внутри отдельного пространства», как обычно и бывает на тусовках — и вместе с ними эта атмосфера праздника улетучивается, как будто забираемая ими «с собой»), не срывается на нее, видя своими глазами откровенную (но, все-таки, безвредную, а, значит, относимую к категории «фантазии») ложь про домашнюю собаку, получает по голове от ее друзей, с которыми даже не знаком, — в общем, если подумать, буквально «Per aspera ad Astra», путь до «счастливого конца» тернист, но результат того стоит. Стоит, потому что эта встреча буквально изменяет жизнь обоих детей — словенский философ Славой Жижек, рефлексируя в одной из своих книг понятие «события» отмечает, что, собственно, событие в современном дискурсе — это то, что полностью перестраивает дальнейшую систему координат (до «события» все шло каким-то чередом, а после «события» меняет направление, поскольку «событие» все изменило).

И в таком контексте, да — встреча Кати и Гены является настоящим событием. Сколько меняется в его жизни? Все происходит, как по волшебству — и мама думает, куда бы переехать, лишь бы сын мог играть на скрипке, и Лидия Ивановна никуда не уходит, но главное — в его жизни теперь есть Катя (которая теперь и Катя, и Анна-Мария), для которой, наконец-то, можно играть музыку (а не только для воображаемой лошади в ванной — нет, для вполне реальной и настоящей Кати). А в ее реальности все перестраивается не меньше, если не больше — кажется, после этой встречи Катя вряд ли украдет Полкана (даже если очень захочется), но и деревья обнимать не перестанет, однако вместе с тем точно станет счастливее — ведь в ее жизни наконец-то появился тот самый, взвешенный и терпеливый, кто готов разделить ее удивительный мир со всеми его «лошадями в ванной» — и он явно лучше воображаемого директора кинотеатра, поскольку, хотя у него и нет своего кинотеатра, тем не менее, с ним можно в него пойти и разделить просмотр хоть фильмов ужасов, хоть романтических комедий. Потому что «звезды ведь не зря сверкают так ярко, каждая из них укажет свой путь» — будут с небес одуванчики падать! Будут, обязательно.

Благодаря различным «настоящим» элементам, вплетенным в мифологически сказочный обрамляющий мир, «Радуга Зимой» воспринимается не просто как ностальгический мультиплицированный классический островской музыкальный спектакль из «золотой эпохи» — нет, он перерабатывает, а не воспроизводит старые и знакомые приемы и тропы (здесь и композиционные находки из первой сцены, и живая скрипка, многое другое), что показывает, что внутри этого дискретного разновозрастного коллектива что-то бурлит, «искрится, шипит и плескается».

И эта «событийная» магия выходит далеко за пределы сюжета «Радуги» — сама «Радуга зимой» становится настоящим событием для всех ее участников, молодых актеров, у которых впереди еще столько всего. Она перестраивает их траекторию дальнейшего движения — теперь в их жизни есть общие шутки и воспоминания, пережитые эмоции и, конечно, песни — которые можно будет напевать на работе в ЛТО, свечке или когда-нибудь спустя много-много лет, когда захочется вспомнить что-то теплое. В этом и заключается настоящее волшебство таких музыкальных островских постановок, и поэтому с самого начала мне хотелось провести параллель с «Крестиками-Ноликами» из далекого 2006 года. Кроме очевидных нарративных сходств (и там, и там в центре повествования — несчастная девочка, которая выдумывает вокруг себя мир, чтобы скрыться от проблем в реальности (в «Крестиках-Ноликах» роль лошади из «Радуги» исполняют бытовые предметы-друзья — Телик, Пуфик, Томик, Холодильник Ледик и другие), мне кажется, здесь есть еще и концептуальные — как хороший «старый-добрый» островской музыкальный спектакль, «Радуга» объединяет в себе столько разных и непохожих ребят, создавая для них общую «точку отсчета», которой для меня в 2006 году стали «Крестики-Нолики». Каждый раз, когда мы поем «Верю» (финальную песню из того самого спектакля) в конце общих свечек, я все думаю — чем для меня был мой первый по-настоящему большой островской спектакль (впечатляли масштаб, возможность быть частью чего-то большого, чувствовать, что режиссер Петя Копылов хочет этим всем что-то залу сказать (и, определенно, говорит)? И чем он будет для нынешних молодых актеров, которым, как и нам, повезло в этом оказаться? Ответить на эти вопросы (пока) вряд ли получится.

Второй показ показался мне лучше по всем показателям — ушла робость, ушли свойственные премьере шероховатости и технические ошибки, ушел «нерв», а на его место пришла уверенность — ровная, целостная, хорошая работа. Все на своих местах, все целостно, хотя и в тоже время дискретно (подвижность композиционных решений спектакля и соединение «частного» и «общего» — сильная сторона давно сформированного Леной стиля). Могу только позавидовать ребятам, что в их жизни есть такое событие, и порадоваться, что мы все можем быть его частью — поговорить о нем, порассуждать. Лишь бы было, с кем поделиться своим миром с деревьями, которым требуется тепло в парке, и лошадью, которая что-то как-то очень давно сидит в моей ванной… Пойду, что ли, проверю на всякий случай.